У меня очень маленькое лицо, знаю. Но зато — очень подвижное.

Я почувствовала интерес к искусству довольно поздно. Кажется, около десяти — когда начала заниматься танцами. А вообще, наверное, мне следовало бы стать мимом.

Впервые я увидела порно в девять лет. У нас были очень странные соседи — пара забавных раздолбаев: он был ветеринаром, а вот кем была она — не помню. Но в доме у них всегда была куча зверей, и я часто приходила к ним, чтобы повозиться с какой-нибудь тварью. И вот как-то раз, в разгар лета, я пришла к ним в гости. Они сидели на диване, попивали белое вино и смотрели «Глубокую глотку» (знаменитый американский порнофильм 1972 года. — Esquire). Я вошла в комнату и тоже уселась перед экраном. Помню, они сказали мне: «Робби, милая, кажется, тебе все же не следует это смотреть. Или мама разрешает тебе?» А я сказала им: «Конечно, мама разрешает мне смотреть все». Вместе мы досмотрели фильм до конца, и именно тогда во мне поселился этот страх: так вот что, оказывается, приходится делать, если ты — актриса.

Для меня актерская игра — это эксгибиционизм. Просто вместо тела ты обнажаешь сердце.

Я пришла в большое кино не из театра, как это было у многих. Я пришла в большое кино из мыльной оперы (Райт сыграла одну из ролей в телесериале «Санта-Барбара». — Esquire). Вы же знаете, что в таких фильмах не принято репетировать. Оператор просто включает камеру, и все идет само собой. Вот почему меня можно смело считать актрисой одного дубля. И эту плохую привычку я прихватила с собой именно из «Санта-Барбары».

Несколько раз я спрашивала Шона (с 1996 по 2010 год Райт была замужем за Шоном Пенном. — Esquire) о его понимании актерской игры. Он великолепный актер, но усвоить выдаваемую им информацию просто невозможно. Так что я решила делать все на интуитивном уровне.

Я уже привыкла к тому, что после каждого фильма говорю себе: ну вот, опять то же самое — так же плохо, так же плоско, мало движения и мало хорошего. И вообще, все слишком обыденно.

Пытаться все контролировать — это всего лишь один из базовых человеческих инстинктов.

Не позволяйте няне растить ваших детей. Наверное, мне просто повезло, но я сделала то, что всегда хотела: вырастила своих детей сама.

Очень часто романтика уходит из отношений с появлением детей. Это факт. Но значит ли это, что тебе не нужны дети? Ну уж нет.

Когда у меня появились дети, я не почувствовала никакого конфликта с карьерой. С рождением ребенка в твоей голове поселяется тихий, но звонкий голос, который настойчиво напоминает тебе о приоритетах.

Никогда не могла понять, почему Мерил Стрип позволяют играть во время беременности, а мне — нет.

Я не хочу, чтобы мои дети становились актерами. По крайней мере до тех пор, пока им не придет пора покидать дом.

Голливуд — это маленькая злобная тварь, которая присасывается к тебе и потихоньку питается твоей непоколебимостью, верой и человеколюбием. Чтобы почувствовать это, достаточно отправиться в ближайший магазин за покупками. Здесь все пропитано индустрией. Даже официанты норовят подпихнуть тебе сценарий.

Я изо всех сил стараюсь быть избирательной. Пытаюсь браться только за те роли, которых еще не пробовала. Но потом, когда мне в очередной раз подсовывают роль разрушающей себя женщины, которой только что стукнуло сорок, я все равно говорю: «Да, отлично, берусь». Поделать с этим нечего. Голливуд уже решил для себя, кто ты. И теперь они будут предлагать тебе одни и те же роли бесконечно. Конечно, ты можешь сказать им что-то вроде: «Послушайте, а может, мне все-таки сыграть кого-нибудь еще?» Но тебе ответят: «А зачем?»

Кино должно вызывать у тебя желание думать. Но сегодня большинство фильмов вызывают у тебя желание есть.

Мне никогда не стать по-настоящему успешной. По крайней мере, в голливудском понимании.

Тот, кто говорит себе, что хочет быть идеальным и никогда не станет спотыкаться, обязательно споткнется. И дело кончится переломом.

Мне всегда казалось, что гораздо полезнее тратить деньги на путешествия, чем на покупку нового дома или новой машины. Долгое время я полагала, что с возрастом это пройдет. Но я ошиблась.

Я всегда позволяла себе переступать черту.

Больше всего мне нравится пробовать себя в том, что у меня точно никогда не получится.

Из меня вышла бы никчемная стриптизерша. Раздеваясь, я всегда чувствую себя неловко.

Я никогда не разденусь перед камерой. Не стану показывать свое тело. Я хочу, чтобы люди запомнили меня за мою работу, а не за то, какая я красотка.

Не надо думать, что я не разбираюсь в моде. Мои любимые дизайнеры — Levi Strauss и Fruit of the Loom (известная американская компания, производящая недорогой текстиль. — Esquire).

У блондинок не так уж и плохо с чувством юмора.

Мой рот — как мотель для дальнобойщиков. Временами из него доносятся очень плохие слова.

Вы знаете это стихотворение? Называется «Следы» (известное в англоговорящем мире произведение, авторство которого не установлено. — Esquire)? Этот человек, герой, говорит: «Во сне я шел по пляжу, и когда оглянулся, то увидел за собой отпечатки четырех ступней». И это значит, что Господь был рядом с ним. А потом он говорит: «А в другом сне я обернулся и увидел лишь два отпечатка». Он думает: «Неужели Господь оставил меня, бросив в пути одного». И тут он слышит: «Нет, просто в какие-то моменты я нес тебя на своих плечах, хоть ты никогда и не замечал этого».

Человек — это просто список перемен, которые произошли в нем за его жизнь.

Ответ на любой из твоих вопросов найдется у каждого. Так что старайся никого ни о чем не спрашивать.

Обожаю читать интервью, где вопросы интереснее ответов.

Мне нравится, когда мужчины поглаживают мой мозг.