Не надо быть Эркюлем Пуаро, чтобы найти то, что лежит в открытом доступе внутреннего кармана. Она просто рылась в моих вещах, пока я была в ванной. Мама не признает личного пространства на территории ее квартиры. Всё пространство ее квартиры - ее личное.

Вообще презерватив - это полезная и нужная штука, которая, на мой взгляд , про ответственность и здоровье. Но мама выбирает другую трактовку. Для нее он - про беспорядочные половые связи и рано повзрослевшую дочь.

- Что это такое? - неистово кричала мама, яростно тряся перед моим лицом блестящим квадратиком, и ее брови мгновенно шустрыми гусеничками вскарабкались на лоб, изображая крайнюю степень ужаса. - Что это, я спрашиваю?

Ее реакция была бы вполне оправданной, если бы мне было 12, я была бы школьницей в гольфиках, а моя сумочка была бы портфелем с Чебурашкой.

Но мне - 22. Это уже крайняя стадия совершеннолетия. Уже "не шешнадцать". Я, вчерашняя студентка, в настоящем деловом костюме и с папкой, полной документов государственной важности, хожу на работу. В Министерство, на минуточку, образования, на минуточку. Я заключаю договора, дремлю на совещаниях, и в моем лексиконе есть слова "тендер", "департамент", "консолидировать".

Поэтому презерватив в сумочке - это так же естественно, как проездной и ключи от квартиры. Это - норма. Самая нормальная норма. Это, можно сказать, рабочая униформа обычного вечера нормальной здоровой 22-хлетней девушки.

- Чтоооооо этоооооо такоооооое? - мама по-мхатовски несчастна, кликушничает, заламывая руки.

Лучшая тактика - виновато молчать, иначе начнется адовый пакистан , но молчание - это тоже своего рода манипуляция, мол, ни слова от меня не дождешься, поэтому...

- Это презерватив, - вежливо и прилежно отвечаю я на риторический вопрос, чем, разумеется, подливаю бензина в мамино полыхающее возмущение.
- Ах, презерватив? Ну да, просто презерватив. А ты что, замужем что ли? Выросла, да, доченька? - ерничает мама. - Ты чего добилась? Не рановато ли взрослеешь? Кто будет растить того, кого ты в подоле принесешь? Скачет она по чужим постелям!...

Странно, думаю я, почему "постели" во множественном числе. Может, она имеет ввиду еще и диван на кухне? Так он маленький и неудобный...
- Ты знаешь, кто ты? Знаешь??? - кричит мама.

Я молчу. Я знаю, кто я, но молчу. Это тактика: если перечить - то затянется. Надо, чтоб гроза отгремела - и выглянуло солнце. А тучи разгоняет покорная виноватость.
- Ты... Ты... Ты - проститутка!!!
- О как! - говорю я совершенно спокойно. Я с 16 лет она самая. С первого свидания, с которого я явилась в пятнадцать минут десятого, а не в девять, как приказывала мама. Проститутка - это еще вежливо. В проститутки это меня еще повысили. Из блядищ.
- Да! Проститутка. А кто же еще?

По мнению мамы, именно так называются падшие женщины, нарушившие главный закон хороших девочек -" до свадьбы ни-ни".
Главное - не перечить. Если вдруг громко обидеться и возмущенно напомнить про возраст, зарплату, самостоятельность и 21 век, мы сразу перейдем к стадии прединфарктного маминого состояния, пахнущего валокордином и разочарованием в дочери. Не уберегла мама девочку. Растила отличницу, а вырастила проститутку. Когда и где сошла я с истинного пути? Когда вместо пятерок за контрольные она стала таскать домой грязные и сальные мужские взгляды?

- Этот твой... он никогда на тебе не женится.
- У него имя есть... - не сдержавшись, огрызаюсь я. - Миша.
- Хуиша! Много чести всех твоих ё...арей по именам запоминать.

Я вздыхаю. Мама очень красивая женщина, я не люблю, когда она ругается матом. Мат - он для грузчиков, автослесарей и анекдотов. Не для мамы. Но она использует его в речи все чаще: он как маркер крайней степени ее возмущения.

Мама очень зла. Я совсем отбилась от рук и незаметно выросла. Она на минуту оставила меня без присмотра в сандаликах и панамке с вишенкой, вернулась - а тут оппппа! - взрослая тётя в бюстгалтере, с паспортом, ухажерами и презервативами.
Всех моих ухажеров с 9 класса мама называет ё...арями. Даже тех, с кем я даже не целовалась.

Все посмотревшие в мою сторону мальчики - автоматические ё...ари. Нет, не за глаза. Вы плохо знаете маму.

Она могла в телефонном разговоре с родственниками, зная, что я все слышу, и мой ухажер, сидящий рядом, тоже, сказать, зевая в трубку:
- Да ходят тут за ней какие-то ё...ари, но ничего серьезного...

Я первое время безутешно плакала и умоляла: не говори так! Хотя бы при них. Мне было жаль мальчиков, которым не повезло влюбиться в меня, они ж не виноваты, что у меня в качестве приданного - мама с таким языком.

- Помяни мои слова: никогда он не женится!!! - мама злорадно сверкнула глазами.

Мама говорит глупости.

На прошлой неделе у меня была задержка. И я, напуганная сбывающейся перспективой принести в подоле, звонила своему Мише и рыдала, захлебываясь страхом, что "обычно как часы... а тут... наверное, беременна... что же делать?"

И он, спокойно и взвешенно, сказал:
- Ну, вот что ты рыдаешь? Я с радостью женюсь на тебе! И не просто распишемся, но и на свадьбу наскребем. Я хочу от тебя детей! Не сразу, конечно, но если Бог пошлет сейчас, родим сейчас.

Мне понравилось слово "женюсь". Оно хоть и в будущем времени, но произнесено с полной готовностью. И глагол "родим" отличный, он как бы распределяет ответственность за будущего ребенка на двоих. Не "родишь", а я поддержу, а "родим" и будем растить. И даже куцый и не вдохновляющий на первый взгляд глагол "наскребем" вполне себе ложился на душу: мы оба, хоть и были студентами, делающими первые карьерные шаги, но в вопросах гордой, но бедной независимости были принципиальны - у родителей денег не брали уже лет пять, наоборот, взяли планку оплачивать родителям квартиры, и иногда самим еле хватало на еду, но зато эти самые дешевые пельмени под соусом самостоятельности были вкуснейшим кулинарным изыском на наш вкус.
Я мгновенно успокоилась тогда и даже немножко захотела забеременеть.

Стоит рассказать об этом маме?

- Кобель, который топчет, но не женится, называется ё...арем! - мама тяжело дышит, богемно курит и незаметно косится на меня. Ждет, что после ее тирады я посыплю голову пеплом от ее сигареты и приму постриг в монахини.
Но я молчу. Это тактика. Так быстрее перегорит.
- Нечего сказать, да? - заводится мама.

Это 2003 год, еще нет соцсетей, а то мама была бы знатным троллем!

- Я тебе больше скажу: он с тобой только из-за прописки! Никто, кроме матери, не скажет тебе правду!
Зачем мне такая дурацкая правда, основанная на твоих глупых домыслах и твоем, мама, эгоистичном желании не отпускать дочку во взрослую жизнь, оставить у себя в доме в собственном услужении? Это кривда. Искривленная твоими страхами "правда".
- Мам, ну он же не бомж...
- Слушай, это его подмосковная конура... - мама хмыкает так презрительно, будто он живет в коробке из-под телевизора на Курском вокзале.

Внутри меня бьется обида. Я влюблена. Каждое плохое слово про Него мне хочется отбить язвительным бадминтоном так, что волан надолго застрянет в глотке обидчика.

Но маме нельзя перечить. Мама - святое. Мама желает только добра. И если мама нахлобучивает на вас своё устаревшее нафталиновое мнение, то изображайте восторженное смирение, а не стаскивайте его с возмущением, мол, такое сто лет не носят! Выйдете от мамы на лестничную клетку , и там переобуйте лапти в лабутены. Молча. Не расстраивайте маму.
Я традиционно молчу. Думаю о том, что пора переезжать к Мише, потому что молчать все сложнее, а жить с мамой все невыносимее. Потому что я его люблю. Потому что "женюсь". И потому что "родим". И "наскребем".

Мама дожимает свою версию.
- Чем тебе Юра не годится?
- Какой Юра?
- Наш сосед по лестничной клетке. У вас столько общего!
- Что, кроме мусоропровода? - уточняю я. - Что, мам, у нас общего?

Юра вернулся из армии, и устроил дедовщину дома. Вся семья марширует по Юриным приказам. Юра не работает. Спит до обеда, курит на балконе, харкает с него и следит за траекторией слюны. Очень достойный молодой человек. А еще он водит в родительский дом случайных падших женщин, и натужно постанывая, скрипит кроватью у меня за стеной. А потом выпускает женщину из своей комнаты на кухню и кричит в проем двери: "Маааать, покормииии ее!"

В случае со мной Юре даже на еду тратиться на придется. Он выпустит меня из скрипучей комнаты сразу в мою квартиру и крикнет моей матери: "Теть Нин, покормииии ее!"

- Мама, я не люблю Юру. Я люблю Мишу.
- У него голова в форме ДЫНИ!!! - мама выдвигает решающий аргумент.
- Ну это не криминал...
- Он не подает тебе пальто! - в ход идут козыри. - Я видела! Вы на днях уходили, и ты сама одевалась!
- Что-то не помню такой статьи в уголовном кодексе, - парирую я.
- Бессовестная ты, - вздыхает мама и спешит на кухню за главным козырем - валокордином...

Я вхожу в свою комнату и вижу в углу - новый журнальный столик. Ну, то есть не новый, соседский. Видимо соседи хотели выбросить, а мама подобрала. Выбросить на помойку - жалко. Можно поставить в мою крохотную комнату и спасти столик от помойки.

Моя комната заставлена спасенными мамой от помойки предметами мебели. А сама она живет в самой большой и просторной комнате.

Меня накрывает волна возмущения. Я марширую на кухню, где мама капает валокордин на сахар.
- Зачем мне новый стол в комнате? У меня там и так склад. А это самая крохотная комната в квартире!
- Шесть-семь-восемь...
- Мам, ну хоть спроси у меня, надо ли мне это. Это же МОЯ комната!
- Десять-одиннадцать...
- Мам, я взрослая. Я живая. Со мной надо считаться!...
- Тринадцать -четырнадцать...
- Сколько можно!
- Это я у тебя должна спросить, сколько можно. Ты регулярно треплешь мне нервы. Я на тебя всю жизнь положила. Где благодарность? Взрослая - это уважение к старшим. А не презервативы в сумке!

Мама уходит с кухни, тяжело шаркая тапками. Я, подавленная софистикой ее умозаключений, понуро возвращаюсь в свою - не свою комнату.

За стеной стонет Юра. Юре не плохо. Юре - хорошо.

Я понимаю, что ни минуты не могу больше здесь оставаться.

Я кладу в сумку смену белья и документы для завтрашнего совещания. На новый журнальный столик выкладываю оплаченный квиток за мамину квартиру и электричество.
- Мам, пока, не жди меня! - кричу я в комнату. - Я с ночевкоооой...
- Проститууууткааа, - кричит мама из комнаты в ответ.

"И тебе хорошего вечера, "- бормочу я себе под нос, обуваясь, и торопливо выскакивают на лестничную клетку.
Пока я закрываю дверь, из-за соседской двери слышу хриплый Юркин крик: "Мааааам, покормииии её"...

Ольга Савельева