Во всех своих бедах мать винила меня. Это я была виновата в том, что ее жизнь загублена, я — причина невнимания к ней мужчин, я — ее билет в одинокую старость. От нее я узнала, что у меня спина «как у извозчика», «рабоче-крестьянское» лицо и фигура кирпичом. С такой внешностью, говорила она, в жизни будет нелегко. Что бы я ни надела, ко мне летело: «Вырядилась как чучело, никакого вкуса». Даже форма моих ногтей заставляла ее презрительно приподнимать бровь и поджимать губы.
При этом мамино стремление контролировать все и вся не исчезало. Мои вещи в шкафу должны были быть уложены так, как велела она. До 15 лет я мылась исключительно под ее присмотром, а моя сумка ежедневно осматривалась на предмет «запрещенки»: записок от мальчиков, сигарет и даже жвачек. Ежедневно нанося удары по моей самооценке, мать говорила мне, что просто готовит меня к сложностям взрослой жизни. Но сейчас, в свои 38, я понимаю, что самой большой сложностью в моей жизни была она.
Может показаться, что моя мать — какое-то абсолютное зло. Сейчас, когда все возможные эмоции по отношению к матери пережиты мною, я понимаю, что она не была бесчувственной и черствой. Просто ее не научили, она не умела быть доброй. Да и жизнь была нелегкой: растить дочь самостоятельно, без помощи и поддержки со стороны — это тяжело.
Я часто думаю, что ее раздражение на меня нередко было вызвано обычной усталостью. Я росла в 90-е, и в то время, когда у многих моих подруг с полным комплектом родителей самым большим лакомством был хлеб с сахаром, у нас в холодильнике всегда было сливочное масло, мясо и дефицитные продукты. Я была хорошо одета, ходила на платные кружки — все материальные блага были к моим услугам.
Но мама считала меня неблагодарной: несмотря на то что она давала, мне все время было мало. Мало ее, мало обычных отношений и близости, мало разговоров с ней. Хотелось не новых тряпок, не сгущенки, а чтобы как у моей подруги Светки: сидеть с мамой на кухне в перешитом старом халате, пить чай с сахаром, рассказывать про подруг, одноклассников и слушать истории ее молодости. И чтобы она гладила меня по голове и улыбалась. Но у моей матери были другие ценности.
В 31 год я была замужем и ждала ребенка. Мама была все так же недовольна мной: мужа я нашла так себе, работа непонятная и бессмысленная, а детей рожать такие безответственные люди вообще не должны.
Муж, приходя с работы, всегда сразу понимал, что я общалась с мамой: любой контакт с ней превращал меня в какое-то потеряное животное. Я становилась апатичной, вялой, все валилось из рук. Но я не прекращала отношения с ней: ведь это моя мать, просто она тяжелый человек.
Потом родилась дочь. Мне, естественно, она казалась великолепной. Но бабушка всегда находила чем уколоть: волосики жидковаты, уши так же глупо торчат, как у меня. Еще не разговаривает? Не выучила буквы? Ну что ж, есть в кого, ты тоже звезд с неба не хватала.
Несмотря на презрительное ко мне отношение, мама требовала много внимания. Я покупала ей продукты, проводила с ней время. Если я не появлялась неделю, мама обижалась и жаловалась на неблагодарность: она мне всю свою жизнь, а я... То, что у меня появился ребенок, ее ничуть не смущало: кто тут важнее, в конце концов?
Муж постоянно твердил мне, что пора выстроить границы и определить приоритеты: я выматываюсь с неспящей дочерью, страдающей то от коликов, то от зубов, а мать вместо помощи только подкидывает дровишек в этот огонь. Я слушала его, кивала и... не могла. Не сегодня. Еще чуть-чуть. Может, завтра. Она же моя мать.
Как-то раз мама позвонила мне и попросила прийти. Я думала, что она хочет пожаловаться на соседей сверху или обсудить очередную новость, но все оказалось гораздо хуже. В своей резкой манере она потребовала, чтобы я подписала документы на продажу ее квартиры, которая была оформлена на нас обеих. Я спросила, что все это значит, и она ответила, что купит себе квартиру поменьше, а оставшиеся деньги вложит в бизнес какого-то знакомого. А пока все не организуется, поживет с нами в 2-комнатной квартире.
© LaraBelova / Getty
Естественно, я хотела отговорить маму от этой затеи: ясно, что в результате она останется без жилья и без денег. Она кричала, упрекала меня в неблагодарности, в нежелании дать ей крышу над головой, когда она так в этом нуждается. На мои возражения у нее находились все новые и новые аргументы, которые под конец свелись к тому, что я только и жду ее смерти и все, что мне нужно, — это ее квартира.
Меня ошарашила такая наглость и несправедливость. Всю свою жизнь я старалась быть хорошей дочерью и делала то, чего ждала от меня мама. Но это уже было чересчур. Впервые в жизни я высказала своей матери все, что думала. Был страшный скандал, в ходе которого мать сказала что-то про то, что даже соседка к ней относится лучше, чем родная дочь.
Домой я шла как во сне. Дочь после этой громкой сцены капризничала и не хотела сидеть в коляске. Я накричала на нее прямо на улице. Она заплакала, чем еще больше взбесила меня. Дома муж спросил, где мы были, как прошел наш день и что с настроением у малышки. Его расспросы окончательно вывели меня из себя, я наговорила ему резких слов и демонстративно закрылась в комнате.
© spukkato / Eastnews
После всего произошедшего ночью я не могла уснуть. Мне было стыдно перед мужем, и особенно — перед дочерью. Этот момент, где я кричу на своего 2-летнего ребенка, — его я уже видела в своем детстве. Только тогда на месте напуганной плачущей девочки была я. А ведь я божилась, что никогда не поступлю со своей дочерью так, как поступала со мной моя мать.
В ту ночь я поняла, что этими отношениями уничтожаю свою жизнь, отношения с любимым человеком и собственной дочерью. Моя мать — бесконечная манипуляция. Я больше не хотела быть ее жертвой, не хотела видеть ее, слушать, какая она интеллигентная и какими пустыми и глупыми стали люди. Хотя я и жила отдельно, мама всегда присутствовала в моей жизни — и, разумеется, неизменно осуждала. Больше так жить было невозможно.
Я перестала брать трубку, когда она звонила, покупать и привозить ей продукты. Мне было известно, что у нее есть стабильный доход и она ни в чем не нуждается. Ну а если что-то случится, двоюродная сестра обещала сообщать мне.
Со временем о том, что я перестала общаться с мамой, узнали все родственники и знакомые. И я была удивлена тем, что практически никто не поддерживает меня, — а ведь каждый из них хотя бы раз да ощутил на себе всю тяжесть характера моей матери.
Они все знали ее, многие считали ее холодной и неприятной женщиной, им были известны наши отношения. И несмотря ни на что, каждый счел своим долгом сказать мне с укоризной: «Но ведь она твоя мать». Многие родственники перестали разговаривать со мной. Лишь 3 человека — муж, подруга и двоюродная сестра — подумали обо мне и поддержали безоговорочно.
Даже малознакомые люди болезненно реагировали. Если где-нибудь заходил разговор о родителях и я говорила, что мы с мамой не общаемся, отношение ко мне неуловимо менялось — и не в лучшую сторону.
Я не могла всем рассказывать о своем детстве, о том, что деньги и вещи для моей мамы важнее меня. Им было плевать на то, что я никого не хочу наказывать или мстить — мне просто хочется уберечь свою дочь от того, что испытывала в детстве я сама. И, должна признаться, несмотря на непонимание окружающих, мне было легче. Моя жизнь перестала напоминать поле боя, где все время приходится от кого-то отбиваться.
© @iamsherise / Unsplash
Я не хвалюсь своим решением и никому не желаю такого. Прерывать отношения с человеком, который должен быть ближе всех, — это больно. Но еще больнее, когда тебя бесконечно ранят каждым словом, каждым поступком. В конце концов становится так невыносимо, что хочется сбежать, и уже неважно, что будет дальше.
И все же я должна сказать спасибо своей матери. Благодаря ей я поняла: важны не наряды и не импортная ветчина в красивых жестяных банках — важны отношения с близкими людьми. Теперь вместо того, чтобы заработать лишнюю тысячу за сверхурочную работу, я выберу свою семью и проведу время с ними.
Что вы думаете о решении нашей героини? Согласны ли вы с тем, что человек имеет право «развестись» со своими родителями?
www.adme.ru
