Даже после того как война окончилась, на территории Союза оставалось 3,5 миллиона немецких солдат в статусе «военнопленных». Они помогали в восстановлении ими же разрушенных городов, и часто работали бок о бок с советскими женщинами. Учитывая, что советские мужчины в большинстве своем еще не вернулись с фронта, а многие и вовсе оставили своих жен вдовами, между немецкими военнопленными и советскими гражданками часто возникали чувства, несмотря на законодательные запреты и моральные нормы.

В лагерях, в которых содержались немецкие военнопленные, готовили еду женщины, они же работали в цехах и выполняли роль обслуживающего персонала. Любые внесуставные отношения между женщинами и немцами тут же фиксировались коллегами в докладных. Так, дежурный офицер лагеря №437 в Череповце застал медсестру, которая целовалась с немцем, о чем и сообщил в служебной записке. А другой военнопленный, находившийся в спецгоспитале №3732, и вовсе умудрился закрутить роман сразу с двумя советскими женщинами и это, несмотря на свое незавидное положение. И медсестру, и ее соперницу – начальника отдела снабжения госпиталя уволили. Причем с позором.

Война войной, а эмоции к друг другу никто не отменял.

Казалось бы, что удивительного было в том, что одни влюблялись в других, раз уж жизнь свела их в одном месте, в одно время. Ведь жизнь то продолжалась – даже в условиях лагеря проводились конкурсы самодеятельности, после которых, впрочем, создавались новые пары, ведь появлялась возможность посмотреть на пленников другими глазами. Не как на людей, лишенных свободы и воли, а как на молодых, талантливых и задорных. Так, в лагере №437 дочь одной из работниц влюбилась в немца, который выступал на концерте и даже послала ему букет в знак своей симпатии. Об этом тут же доложили куда следует.

Для того чтобы быть заподозренной в связи с немцами достаточно было любой ерунды. Так, под подозрение попала врач лагеря №437, которая слишком много времени проводила наедине с немцем, что-то рассматривала вместе с ним в микроскоп и изучала иностранный язык. Ее тут же «взяли на карандаш». На культурных вечерах с немцами нельзя было даже потанцевать. Всех, кто был замечен в подозрительных связях, выносили на обсуждение на партсобрание, по его результатам могли уволить с работы.

А может быть, я замуж хочу?

Было место и настоящим чувствам.

Однако далеко не всегда советские женщины выступали покровительствующей стороной в этих отношениях. Многие расконвоированные немцы могли получать товары, которые в Союзе были большим дефицитом. Несмотря на то, что в феврале 1947 года вышел указ, который запрещал браки между гражданами СССР и иностранцами, гражданские браки никто запретить не мог. Потому случаи, когда советская женщина и бывший пленник начинали жить одной семьей вовсе не редкость.

Некий Макс Хартманн очень хотел стать гражданином СССР, для того чтобы жениться на советской девушке, он писал письма в Москву, но фактически получал отказы, ведь ему отвечали, что рассчитывать на советское гражданство он сможет только после того как будет освобожден от статуса военнопленного, а произойдет это только в Германии.

Отношение к венграм и румынам было мягче, многим женщинам удалось уехать с ними на родину мужей, когда спустя несколько лет после войны военнопленных репатриировали. Хотя органы всячески препятствовали тому, чтобы граждане СССР куда-то уезжали, устраивались обыски, отбирались письма.

Встреча немцев хлебом-солью.

Руководство партии однозначно считало женщин, которые были замечены в связях с немцами предательницами и женщинами легкого поведения. Так, в документах чекистов был предоставлен список категории граждан, которые в первую очередь должны были подвергнуться зачисткам после освобождения оккупированных немцами территорий. В этом списке значились женщины, состоявшие в связях с офицерами. Затем эта мера распространилась на любых женщин, которые были замечены в добровольных близких отношениях с любыми представителями Вермахта. В наказание у таких женщин нередко забирали детей.

Но нередко их расстреливали без суда и следствия сразу после освобождения территории от захватчиков. Достаточно было трех свидетелей, которые бы подтвердили добровольные отношения с немцами, чтобы смертельный приговор был приведен в действие.

Попытки власти ограничить романтические отношения

До патриотизма ли, когда молодость проходит?

Всех, кто был замечен в слишком лояльном отношении к военнопленным, тут же выносили на обсуждении на партсобраниях. В наказание могли отобрать партбилет, уволить, испортить репутацию. Причем попасть можно было как за дело, так и за совершенно пустячные моменты. Так, медсестру госпиталя №2715 на партсобрании осудили за то, что она всю ночь просидела у кровати пленного и вела разговоры о любви. В то время как ранее такого рвения к работе у нее не замечалось. Она могла перепутать назначения. За это ее уволили с работы, закрыли для нее доступ к комсомольскую организацию, а немца отправили в штрфбат.

Другая медсестра и вовсе была осуждена за то, что она курила и мыла голову в присутствии пленного, ее «взяли на карандаш» и предупредили, что ее развязное поведение бросает тень на весь коллектив. Активная пропагандистская работа велась и со страниц газет. Так, в одном из номеров районных газет появилась заметка о том, что работница участка лесничества смела танцевать и веселиться с военнопленными. Впрочем, отвечать за такие поступки приходилось не только женщинам, но и военнопленным. Усиливался конвой, охрана буквально следовала за ними по пятам.

Для немецких солдат устраивались бордели.

Борьба велась и на законодательном уровне. Писались приказы, чинились запреты и ставились препоны. С женщинами, которые тесно контактировали с немцами по роду своей деятельности, часто проводились профилактические беседы. Для этих целей был разработан даже специальный курс лекций. Те женщины, которые все же умудрились опорочить себя такого рода связью, считались классово незрелыми, либо буржуазно настроенными. Так, одна из врачей, которая излишне заботливо относилась к пленным, происходила из достаточно зажиточной семьи, которая ранее могла себе позволить даже прислугу. Это послужило объяснением ее не советского поведения.

На территорию лагеря не могли проходить посторонние лица, а в число личного состава обязательно включались лица, которые должны были выявлять подобные инциденты докладывать о них. В 1945 году выходит директива, которая приказывала увольнять морально неустойчивых женщин. Тогда были уволены все работницы, которые имели связи с пленниками. Но увольнения по этой статье продолжались вплоть до 1949 года, то есть проблему это не решило никак.

Как в Европе поступали с любовницами фашистов

Жестче всех со своими женщинами поступили французы.

Однако было неверным полагать, что в СССР поступали с женщинами жестче, чем везде. Участь бывших любовниц фашистов в Европе тоже была незавидной. Особенно отличились французы, складывается ощущение, что они выместили всю свою злость на женщинах. На тех, до кого добрались руки и хватило сил. Им тут же приклеили прозвище «подстилок» и стали всячески преследовать «горизонтальных коллаборационисток», таковых насчитывалось больше 20 тысяч.

Власти сначала позволили народный суд, а затем посадили женщин в тюрьму.

Нет, власти не были официально к этому причастны, но справедливости ради стоит заметить, что они не особенно этому и препятствовали. Активисты врывались в дома таких женщин, силой тащили их на улицу и под одобрительное улюлюканье толпы и брили на голо. Некоторым на лице рисовали свастику, особо разошедшиеся выжигали клеймо. Дежурные допросы превращались не просто в рассказы о связи с немцами, а ответы на интимные вопросы.

Однако этого показалось мало, большая часть этих женщин помимо «суда Линча» были приговорены реальным срокам заключения. Норвежских женщин тоже осудили к реальным тюремным срокам за связь с врагами. До этого толпа всячески издевалась над ними, их водили голыми по улицам, обливали помоями. В Нидерландах в 1945 году только за один день убили 500 женщин во время самосудов.

Плоды «любви»

От связей с немцами во Франции родилось много детей.

Несмотря на то, что дети за отцов не отвечают, в военное время, когда человеческая жизнь не стоила ровным счетом ничего, дети, которых «не должно было быть» не особо кого-то волновали. Униженные и несчастные просто по факту своего рождения, они в полной мере ощутили какого это – быть ненужным человеком. Посчитать какое количество «немецких» детей родилось во время оккупации, пожалуй, задача невыполнимая. А вот во Франции и Норвегии сумели подсчитать. Считается, что француженки родили 200 тысяч детей от немцев, а в Норвегии родилось 10-12 тысяч.

В Норвегии детей от немцев признавали умственно неполноценными и отправляли в учреждения для душевнобольных. На них испытывали медицинские препараты. Реабилитацию они получили лишь в 2005 году, однако многие ли из них дожили до этого момента, и смогли ли вернуться к нормальной жизни – вопрос открытый.

Французы, несмотря на то, что были жестоки к женщинам, к детям, рожденным от порочной относились гораздо мягче. Им просто было запрещено давать немецкие имена и учить немецкие язык. Впрочем, матери от таких детей чаще всего отказывались.

Женщины достаются победителю. Но расстановка сил может меняться.

О детях, которые родили советские женщины от немецких солдат, практически ничего не известно. Вполне вероятно, что тут действовал старый советский принцип – если о проблеме умолчать, скрыть ее, то она перестает существовать. Редкие архивные данные, в которых есть информация о детях, рожденных в годы войны на оккупационных территориях, гласят о том, что никакие меры в их отношении не принимались, они жили и росли как обычные дети. Ну разве, что тут не вспомнить пословицу о том, что «на каждый роток не накинешь платок», потому назвать жизнь таких детей в СССР совсем обычной тоже нельзя.

Историк Иван Майский, тогда работавший заместителем наркома иностранных дел, написал письмо Сталину, которое стало единственным архивным документом в столь тонком вопросе. В этом документе он говорит о том, что если оставить их жить там же, где они родились, то их жизнь будет ужасной. Он предлагает забрать детей у матерей и, дав новое имя и фамилию, поселить в детский дом, сделав информацию по нему закрытой.

Сквозь года и расстояния – военные истории любви

Среди миллионов трагичных военных историй едва ли найдется пара счастливых.

В периоды, когда ничего не стоила человеческая жизнь, изнасилование не считалось и за преступление вовсе. К тому же, женщины на захваченной территории воспринимались как трофей и насилие в их сторону никого не удивляло. Однако иногда женщины уступали, понимая, что это способ выжить, получить защиту, кров и еду.

Однако настоящие истории любви тоже случались несмотря ни на что. Так, Мария Васильева и Отто Адам стали символами ярких чувств, преданности друг-другу, которые предпочли умереть вместе, чем быть разлученными. Дело происходило в Рыльске, в период, когда он был оккупирован. Он был лейтенантом и начальником оружейного склада. Она – занимала пост секретаря немецкого штаба, ну и партизанкой. И вот между ними вспыхивают чувства, она, конечно же, до последнего скрывает свою связь с партизанами, но он все равно узнает правду.

Важный момент в этой любовной истории – выбор немецкого офицера – ведь, что для него окажется важнее честь офицерского мундира и патриотические чувства к родной стране и Вермахту или любимая девушка, которая борется за вражескую силу? Он выбрал Марию и стал помогать через нее партизанам. Вместо они сбегают в партизанский отряд, но у этой истории трагичный финал. Их окружают немцы и они предпочитают свести счеты с жизнью самостоятельно.

История простой советской девушки и немецкого офицера.

Другая история с Феней Острик и Вильгельмом Дитцем имела счастливый финал, хотя жить и дышать полной грудью влюбленные все же не смогли никогда. Обычная украинская девушка и немецкий офицер познакомились случайно, роман был бурным и быстрым. Девушка не видела в нем врага и убийцу, он всегда был приветлив, вежлив. Она изучала в школе немецкий и довольно быстро они смогли общаться свободно. Он спас девушку от вывоза в Германию на обязательные работы, чем снискал благодарность от ее родителей и даже сумел получить от них благословение на их брак.

План был таков. Вильгельм после войны остается в СССР, свои же считают его пропавшим без вести, но и на родине супруги ему нельзя чувствовать вольготно. Он прячется на сеновале и начинает учить русский, причем так, чтобы его могли бы принять за своего. Затем он стал изредка появляться в селе, представляясь мужем Фени, который якобы работает в Киеве и потому приезжает редко. У них родился совместный ребенок, а отец все также предпочитал скрываться от чужих. Даже сын узнал правду только после того как отца не стало. Впрочем, доживший до старости немецкий офицер в свое время смог даже съездить на родину, где нашел свое имя на мемориальной доске.

Немецкая сторона вовсе не одобряли связей с русскими девушками. Славянская раса считалась недостойной для арийской, фактически к солдату, который закрутил роман с местной девушкой, грозил суд, но чаще всего руководство закрывало на это глаза.

Для большинства военнопленных возвращение на родину оставалось заветной мечтой, несмотря на то, что многие успели обрасти корнями в России. Перед их отправкой на родину в лагерях нередко проводились прощальные вечера, где бывшие пленники рассказывали о своих планах на жизнь, оставляли фотографии на память. Для огромного количества людей эти годы подарили близких людей, о которых они с тоской и теплотой вспоминали всю оставшуюся жизнь. Ведь любовь и привязанность нельзя отменить ни одной директивой или указом.
kulturologia.ru