Ушедший музыкант никогда не был ни праведником, ни проповедником — и слава Богу
Худшее, что может случиться с человеком, — канонизация при жизни. Есть грустные примеры подобных случаев в российской артистической среде: хорошо зарабатывающий актер занимается благотворительностью, в общем-то нормальным и обязательным для каждого гражданина делом, а на него уже накинули терновый венок и в оклад поместили. Разумеется, это приводит к деформации личности. Не в лучшую сторону.
Петр Мамонов не был таким.
Он оставался советским панком до конца. Отрицающим законы мейнстрима и презирающим рамки.
Экспериментальным андеграундным монахом, живущим на отшибе клоаки русского шоу-бизнеса.
Хотя по части шоу ему было мало равных.
Как-то в 14 лет наивным и стеснительным старшеклассником я пошел на спектакль «Шоколадный Пушкин» в театре Станиславского, приуроченный к одноименному альбому Мамонова. С девушкой-одноклассницей пошел. Решил выпендриться. Моноспектакль оказался развернутой литургией, похожей то ли на затянувшийся бред раненного в госпитале, то ли на перфоманс блаженного, то ли на последнее воспоминание перед смертью, пулей пронесшееся перед глазами — артист скакал по сцене, рвался на зрителя голодной собакой, мекал и бекал, искривлялся и брызгал слюной (зубы не вставлял намеренно). Никакого ритмического лада или смыслового наполнения: обрывки сознания на потоке, как в «Радуге гравитации» Пинчона. Напор и агрессия. Нечленораздельный абсурдистский нарратив, пародия на Хармса и Ионеско.
Триумф певца Апокалипсиса.
Не сказать, что выступление ПМ было лучшим местом для свидания. Но девушка была однозначно впечатлена. Неизвестно, что повело меня за кулисы. На удивление просто удалось дойти до гримерки артиста, где он, мокрый и заряженный, общался с гостями.
— А что вы имели в виду, когда...— начал было спрашивать будущий журналист пока что в образе робкого подростка-идиота.
— Да ничего! Что хотите, то и думайте, — ответил Петр Николаевич, рассмеявшись беззубым ртом и отвернулся к собеседникам.
Это не ощутилось как снисходительный плевок.
И как прикосновение к мироточивой иконе — тоже.
Осадочка не осталось, но только со временем удалось понять, что он имел в виду.
Экзистенциальный момент контакта артиста и зрителя рождает неповторимое и необъяснимое. Такое чувствуют только один и другой. Ну, как с девушкой один на один, только сидя в зале. Объяснять подобное и правда глупо.
Метод Мамонова был, как говорят сейчас, иммерсивным (создающим эффект вовлечения). Он работал напрямую с мозгом и душой по-хилерски — без дополнительных инструментов. Православный шаман, он заговаривал на своих концертах толпу довольно невнятным бормотанием, только усугубляя образ блаженного: болтающиеся лохмотья, резкие переломы тела в разных местах, пугающая беззубость, человеческий лай. Медитативный транс, в который Мамонов вводил публику, был не сродни сектантскому — скорее, он близился к очистительному негритянскому пафосу госпела. Не зря и Пушкин у него был шоколадным.
К счастью, он все про себя понимал.
И расползшиеся, как наглые тараканы, по сети проповеднические лжецитаты Мамонова в 80% случаев к нему никого отношения не имеют (в этом аспекте разве что Джейсон Стэтхэи может противостоять старику).
Ищущий Бога истопник Мамонов в «Острове» и отрекшийся от него обезумевший Мамонов в «Царе» — две половинки Петра Николаевича.
Если бы он не осознавал этого, ролей такого масштаба никогда не случилось бы.
Рвущемуся наружу естеству артист дозированно давал выход в музыке и на сцене. В остальное время держал бесов на толстой цепи, лишь иногда отпуская порезвиться на воле, где никого больше нет.
Поэтому и несдержанно стебал Ксению Собчак, решившую вывести прожженного жизнью артиста на чистую воду: ведущая хлебнула и горького сарказма, и гордыни, и раздражения, и стариковского брюзжания.
Хотели увидеть Святого Дядю Петю?
С живым святым поговорить?
Ха-ха. Выкусите.
Мамонов не стеснялся нутра — кипящей полубесовской лавы энергии, которую приходилось выжигать смирением 70 лет жизни.
В глубине души он лучше всех осознавал греховность человеческой природы, этим и дышало его творчество вне довольно попсовых и вторичных экспериментов группы «Звуки Му». Трек такого христиански-инфернального извода он и поставил ничего не понявшей Ксении Собчак, которая пришла на интервью.
Реакции не последовало.
А ведь чуть ли не десятиминутная песня была вне зависимости от сюжета была как раз о самом сокровенном: исповедальном заговаривании смерти — разбитое магнетическим битом бормотание, дерганый ритм и погружение в транс.
Фирменная мамоновщина.
Так Мамонов общался с Богом, чертом, самим собой и иными мирами, куда у него был бессрочный абонемент.
— Не надо никаких гадостей писать про него! — отругала «КП» жена Петра Николаевича за неделю до ухода артиста. Коллеги из другого издания попытались связать кому Мамонова с трагической кончиной Александра Липницкого (сооснователь «Звуки Му» погиб весной 2021 года, спасая собаку). — Если любите Мамонова, делайте добро и все. Пишите только хорошее. И не надо ничего выдумывать.
Делаем, Ольга Ивановна.
Пишем.
Не выдумываем.
Мамонов был одним из самых нестандартных, лихих, талантливых, неуравновешенных, харизматичных, смелых и оторванных русских актеров и музыкантов.
Недооцененным и переоцененным одновременно.
Он плевал на мнение окружающих и делал то, что считает нужным, важным, нефальшивым и интересным.
Он не был ни праведником, ни проповедником — он был грешником.
Кающимся, что самое главное.
И пусть заслуженным Петр Николаевич официально так и не стал, он навсегда остался народным для всей страны.
www.kp.ru