Как вспоминает Юлий Гусман: «За месяц до кончины Владимир Михайлович играл спектакль, пел, танцевал, хотя уже плохо видел и перенес перелом. Но он смог встать, преодолеть себя и радовал зрителей своей молодостью. Я не оговорился — Зельдин был действительно молод, его душа не старела, в душе он был моложе всех нас, хотя 10 февраля мы должны были отмечать его 102-летие. Мы собирались делать спектакль к 102-летию, Зельдин, как всегда, был нашим главным мотором. Он всю жизнь был как ребенок, может, поэтому Господь и дал ему такую долгую жизнь. Он был чистым, прозрачным человеком, очень добрым — до последних своих дней Владимир Михайлович надевал парадный костюм и шел по высоким кабинетам, чтобы выбивать для других квартиры, зарплаты, регалии».

Имя Владимира Зельдина занесено в Книгу рекордов Гиннесса как единственного в мире артиста, выходившего на сцену в столь почтенном возрасте.

В память о замечательном актёре и человеке – фрагмент из его книги «Моя профессия: Дон Кихот».

«В сотый раз меня спрашивают о секрете моего долголетия, и в сотый раз я объясняю, что секрета тут нет – есть комплекс причин. Родители, спасибо им, наградили меня здоровым организмом, а я научился этот организм рационально «эксплуатировать» и не дергаться по пустякам, правда, чтобы следовать этому рецепту, требуется некоторая сила воли, а она далеко не всегда, увы, придается таланту.

Свое дело артист Зельдин всегда любил больше себя самого, а себя любил исключительно ради дела – вот и весь секрет. Пианист же свой рояль, свой инструмент настраивает? Безусловно, а скрипач – свою скрипку, дирижер –свой оркестр: так должен поступать и актер, с той лишь разницей, что является и инструментом, и исполнителем в одном лице. Он и дирижер, и оркестр под собственным управлением, а оркестр в ежовых рукавицах держать надо — это нам наглядно объяснил в своем фильме Феллини, а когда инструмент настроен, вычищен до блеска и натерт канифолью, нужно заставить его играть, и тут уж технику должны подкрепить чувство, темперамент и душа «музыканта».

Немаловажно и мое любопытство к жизни – оно тоже способствует омоложению, отодвигает старость.

Как говорил мой герой Гульельмо Сперанца из спектакля «Экзамены никогда не кончаются», «человек знает, что он должен умереть, знает, что смерть не заставит себя ждать, – это верно, но в тот момент, когда начинает он жить, как дерево, когда проводит дни, лежа в кресле за чтением книг и газет, конец его не может быть далеким».

Необходимо ощущать жизнь, какой бы она ни была, радостной или печальной — завтра все может перемениться, надо заниматься своей профессией с увлечением и ни в коем случае не превращаться в обывателя, который смотрит на все либо через окно своей квартиры, либо через окошко трамвая. Жизнь проходит мимо, и трамвай тоже — из него надо иногда выпрыгивать, можно на ходу, иначе самого интересного вы как раз и не узнаете. Врачи, конечно, уже советуют мне умерить свой пыл и «заканчивать прыгать», а я вот пока продолжаю, и хотя бывает, усталость испытываю, после отыгранного спектакля она приятная, с удовлетворением пополам.

«Мы, спортсмены, на все смотрим с чисто физической точки зрения», — изрекал мой герой Ладыгин в спектакле «Яков Богомолов» — «человек здоровый», как характеризовали его другие горьковские персонажи. Мой Ладыгин был не слишком симпатичный субъект, хотя выглядел и подтянутым, и элегантным, даже холеным, обожал спорт, но не уважал я его даже не потому, что он циник, презирает умных людей и считает, что в человеке абсолютно все — «физика». Ладыгин не любил женщин, которые «ужасно любят рассуждать», но иногда, думаю я сегодня, нам стоило бы взглянуть на жизнь по-ладыгински, «с чисто физической точки зрения», и полюбить себя чуточку больше, чем обычно мы любим, иногда стоит и вправду заставить себя «делать гимнастику, плавать — и все пройдет», отойдет суета.

Я не оставил студенческой привычки ходить на спектакли в театры, которые мне интересны: как только человек замыкается на себе и своих проблемах, прислушивается не к пульсу жизни, а считает собственный пульс, каждое утро измеряет давление и становится рабом своего капризного желудка, нередко он обнаруживает у себя даже те болезни, которых нет.

Я очень легок на подъем и любопытен, и, может, это выглядит как-то по-детски, но это, извините, не маразм — это мое убеждение: каждый человек, особенно творческий, должен сохранять в себе до седых волос что-то от ребенка.

Мне до сих пор все интересно. Конечно, встаешь иногда утром, и все лень, и хочется дома полежать на диване, и ловишь себя на мысли: «Да пропади все пропадом!», а потом как-то все-таки собираешь себя по частям».

nesnilos.com