"Отчего крадешься ты так робко в сумерках, о Заратустра?
И что прячешь ты бережно под своим плащом?
Не сокровище ли, подаренное тебе?
Или новорожденное дитя твое?
Или теперь ты сам идешь по пути воров, ты, друг злых?" —
— Поистине, брат мой! — отвечал Заратустра. —
Это — сокровище, подаренное мне:
это маленькая истина, что несу я.
Но она беспокойна, как малое дитя;
и если бы я не зажимал ей рта,
она кричала бы во все горло.
Когда сегодня я шел один своею дорогой,
в час, когда солнце садится,
мне повстречалась старушка
и так говорила к душе моей:
"О многом уже говорил Заратустра даже нам,
женщинам,
но никогда не говорил он нам о женщине".
И я возразил ей:
"О женщине надо говорить только мужчинам".
"И мне также ты можешь говорить о женщине, —
сказала она, — я достаточно стара,
чтобы тотчас все позабыть".
И я внял просьбе старушки и так говорил ей:
Все в женщине — загадка,
и все в женщине имеет одну разгадку:
она называется беременностью.
Мужчина для женщины средство;
целью бывает всегда ребенок.
Но что же женщина для мужчины?
Двух вещей хочет настоящий мужчина:
опасности и игры.
Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки.
Мужчина должен быть воспитан для войны,
а женщина — для отдохновения воина;
все остальное — глупость.
Слишком сладких плодов не любит воин.
Поэтому любит он женщину;
в самой сладкой женщине есть еще горькое.
Лучше мужчины понимает женщина детей,
но мужчина больше ребенок, чем женщина.
В настоящем мужчине сокрыто дитя,
которое хочет играть.
Ну-ка, женщины, найдите дитя в мужчине!
Пусть женщина будет игрушкой, чистой и лучистой,
как алмаз, сияющей добродетелями
еще не существующего мира.
Пусть луч звезды сияет в вашей любви!
Пусть вашей надеждой будет:
"о, если бы мне родить сверхчеловека!"
Пусть в вашей любви будет храбрость!
Своею любовью должны вы наступать на того,
кто внушает вам страх.
Пусть в вашей любви будет ваша честь!
Вообще женщина мало понимает в чести.
Но пусть будет ваша честь в том,
чтобы всегда больше любить, чем быть любимой,
и никогда не быть второй.
Пусть мужчина боится женщины, когда она любит:
ибо она приносит любую жертву
и всякая другая вещь не имеет для нее цены.
Пусть мужчина боится женщины,
когда она ненавидит:
ибо мужчина в глубине души только зол,
а женщина еще дурна.
Кого ненавидит женщина больше всего? —
Так говорило железо магниту:
"я ненавижу тебя больше всего,
потому что ты притягиваешь,
но недостаточно силен, чтобы перетянуть к себе".
Счастье мужчины называется: я хочу.
Счастье женщины называется: он хочет.
"Смотри, теперь только стал мир совершенен!" —
так думает каждая женщина,
когда она повинуется от всей любви.
И повиноваться должна женщина,
и найти глубину к своей поверхности.
Поверхность — душа женщины, подвижная,
бурливая пленка на мелкой воде.
Но душа мужчины глубока,
ее бурный поток шумит в подземных пещерах;
женщина чует его силу, но не понимает ее.
Тогда возразила мне старушка:
"Много любезного сказал Заратустра,
и особенно для тех,
кто достаточно молод для этого.
Странно, Заратустра знает мало женщин,
и, однако, он прав относительно их.
Не потому ли это происходит,
что у женщины нет ничего невозможного?
А теперь в благодарность
прими маленькую истину!
Я достаточно стара для нее!
Заверни ее хорошенько и зажми ей рот:
иначе она будет
кричать во все горло, эта маленькая истина".
"Дай мне, женщина, твою маленькую истину!" — сказал я.
И так говорила старушка:
"Ты идешь к женщинам? Не забудь плетку!" —
Так говорил Заратустра.