Каждой маме нужна свобода. В этой потребности мама не отличается ни от одного другого человека на земле. Но мама почему-то за свободу должна платить очень странную плату. Иногда эта плата — перевозбужденные дети, которых по возвращению мамы со свободы, просто невозможно уложить спать. Часто плата — это разрушенный дом, в котором разбросаны вещи, пластилином устланы полы и столешницы, а грязной посуды столько, что посудомоечная машина, стоит маме войти в дом, устало демонстрирует маме заявление на отпуск. Иногда плата за свободу — это не сделанные дела, которые, конечно, не исчезнут, а добавятся к завтрашним. Сутки по-прежнему будут длиться 24 часа, но дел будет в два раза больше. Плата за свободу — это не сделанные уроки. Плата за свободу — это прокисший суп, который заменили фастфудом, но все же из уважения к маме попробовали, засунув прямо в кастрюлю вымазанную в сметане ложку. Плата за свободу — это обгоревшие на солнце дети, разбитые чашки, пятна от шоколада, перегревшийся от бесконечных мультиков ноутбук. Плата за свободу — это застрявшие в молочных зубах конфеты, белые носки, превратившиеся в черные, накопившиеся за день отсутствия мамы претензии: «Мне было скучно!» или «Я потерял в песочнице солдатика! Мама, найди!!!»

Я не так часто решаюсь на свободу. Я всегда стою перед дилеммой, стоят ли несколько часов свободы той платы, которую нужно заплатить после. Наверное, поэтому я помню все свои выходы на свободу, и что мне за них было.

Однажды я пошла на девичник к подруге, которая выходила замуж. А после, дома, меня ждал старший ребенок, переевший крыжовника и орущий от спазмов в животе, и младший — искусанный красными муравьями, которых он нашел недалеко от песочницы и собирал в ведерко голыми руками.

Как-то решила пойти на встречу выпускников. Когда вернулась, обнаружила, что дети разрисовали коридор перманентными маркерами. Причем не только стены и шкаф, но и мое любимое кашемировое пальто, висевшее на вешалке.

Еще одна свобода — обновление летнего гардероба — и дети не поделили игрушку, тянули в разные стороны с такой силой, что игрушка сломалась. Над ней плакали уже вместе. Горевали, обнявшись. Муж утверждал, что быстро успокоились и помирились. Но появление в дверях вернувшейся со свободы мамы тут же напомнило, что «робот сломался», что «робот был наш любименький», что «мы хотим играть только в робота» и так до… часу ночи.

Но еще куда ни шло — платить за свободу, которая отдых, общение, вкусный коктейль, разговоры не про успеваемость и воспитание, без «Мама, я хочу писать» и «Мама, купи попить!». Обидно, когда к маминой свободе приравнивается даже… поход к зубному. Почему то-то дети, а вместе с ними и взрослые, которые выручают маму с детьми, уверены: в момент, когда мама вжалась в кресло, а бормашина с мерзким звуком сверлит мамин зуб, мама расслабляется, переводит дух, отвлекается от бытовухи, обновляется, чтобы снова порхать от горшка к детской кроватке, из кухни в детскую, от детской площадки к магазину игрушек. Возможно, когда мама выходит из дома по направлению к «Стоматологии», оставшиеся дома недоумевают: «Почему мама ушла на свободу без блаженства на лице, без соломенной шляпы и без купальника, как у той красотки из рекламы «Баунти»? Ведь свобода – это райское наслаждение, не так ли?».

«Так ли!» - уверено мамино окружение и позволяет маме свободу из свобод – отпуск всей семьей.

— Ура, мама! Мы едем отдыхать!

— Мама, в мой рюкзак больше ничего не поместится. Там машинки, солдатики и железная дорога! Я свое все собрал. Я помог тебе, мама!

Мама развешивает по дому списки, чтобы свобода была… чуть свободнее. Чем развлекать детей в самолете? Не забыть аптечку и крем от солнца. Дорожные подушки. Сосалки от укачивания. Нарукавники. Панамки. Скачать мультики и игры. Захватить горшок. Книжки, раскраски, карандаши, точилку. Перекусы. Воду...

Такси заказано на 8 утра. Кажется, именно в нем мамина свобода должна пустить первые корни, но видимо, не хватает удобрений. «Мама, мне что-то попало в глаз!», «Мама, а что это у меня болит в ладошке? Заноза?», « Мама, мне в этих сандалиях неудобно, они мне малы, я забыл сказать!», « Мама, почему так жарко?», «Мама, еще долго ехать?», «Мама, меня сейчас вырвет!», «Хочу пить!», «Хочу какать!».

В круговороте задач, которые необходимо решать здесь и сейчас, отложив свободу еще на чуть-чуть, сын все-таки соглашается потерпеть до туалета в аэропорту и заводит светскую беседу:

— Мама, а ты хочешь в отпуск?

— Конечно.

— Но ты ведь не устала так, как папа.

— Почему же, я очень устала. Не представляешь, как сильно я мечтаю отдохнуть.

— Не похоже, что ты устала. Смотри, папа уснул на переднем сидении сразу, как только мы сели в такси. А ты не спишь и все время с нами болтаешь. Все-таки, ты устала гораздо меньше.

— А еще, — вмешался в разговор младший ребенок, — ты же все время с нами гуляешь. И утром, и вечером. И в лесу. И в парке. И с самокатами. Ты много отдыхаешь, мам.

— И еще ты ложишься спать позже всех. Потому что ты не устаешь, — констатировал старший.

— И ты в парикмахерскую ходила, помнишь? А папа тогда так устал, что мы тихо сидели, потому что он уснул, когда мы мультик смотрели.

— У папы нет сил готовить борщ! Он нам пиццу заказывает. А у тебя есть. Ты еще и котлеты жаришь.

До самого аэропорта на меня сыпались доказательства того, что я только и делаю, что отдыхаю. Они были настолько убедительны, что захотелось выйти из такси, торжественно вручить мужу папку с билетами и документами и вернуться домой: к борщам и котлетам, снова записаться в парикмахерскую, а оттуда — на самокате через всю Москву. Но вы помните: за свободу маме нужно платить. А если эта свобода — свобода от отпуска всей семьей, плата будет настолько огромной, что мама никогда не расплатится.

Так что лучше по проверенной схеме: сперва в туалет в аэропорту со старшим, потом через 20 минут захочет писать младший, потом «Мама, пить!», дальше «Мама, а еще долго?», ближе к вылету «У меня ножки устали!», перед взлетом «Я вспотел и мне душно!», на середине полета «Ты что, не взяла красный самолетик? Как ты могла забыть? Возвращаемся!!!» и наконец: «А папу обязательно будить перед посадкой? Видишь, как он устал: спит и спит».