Что есть мудрость? Глубокое познание мира, доступное лишь седобородым старцам, высокий уровень интеллекта, посредством которого решаются все проблемы, высокая степень самопознания или что-то другое? Этот рассказ Онучиной Людмилы раскрывает простые реалии нашей с вами жизни, а какая в нём мудрость – решать вам, наши дорогие читатели.
Давно ли я стала замечать умных, особенно мудрых, людей? Давно-то как... Их не заметить нельзя: они совсем неброские на первый взгляд, а даже, я бы сказала, малозаметные. Но чуть присмотришься к ним — светом обдают, притягивают к себе. Встретишься с таким светлым человеком однажды — поселится в памяти надолго. И что я тебе, мой верный читатель, загадки загадываю. Лучше понаблюдай сам за моими героями. Тогда и скажешь, права ли я.
*****
Как-то по дороге в Москву, в Пензе, в моё купе зашли новые пассажиры и заняли все свободные места. Это была мать с двумя дочерьми. Дочкам лет по пятьдесят, обе невысокого роста, как две капли воды похожи друг на дружку, обе на коротких ножках, располневшие лишне — мячики, одним словом. Они даже голосом не отличались. Возле матери, что называется, танцевали, помогая ей снять плащ, туфли, подавая тапочки, халатик, не уставая повторять: «Мама, как Вам?» И это «как Вам» звучало у них так искренно, душевно, что у меня защемило сердце: жаль, в нашей семье было принято обращаться к маме с простым «ты». А это «Вы», думаю, вовсе не разделяет детей и мать. Оно ставит МАТЬ на особый пьедестал уважения, пьедестал, звание которому — ЛЮБОВЬ КОСМИЧЕСКАЯ.
Матери полнушек — около восьмидесяти: тоже невысокая, но сухенькая, лёгкая,
русоволосая, без единого седого волоска, с ровным тихим голосом. На хлопоты дочек всё приговаривала: «Да будет вам колготиться-то, не дитя я, ещё всё могу сама». При этом её глаза излучали тот свет, от которого и мне, постороннему человеку, становилось тепло. И я, казалось, как и её дети, купалась в любви этой ласковой старушки.
Я лежала на верхней полке, потеряв сон, а время — полночь Молча слушала беседу милой семейки. Ехали они с похорон отца, который оставил (миловидную и сейчас) женщину с тремя детьми, дошколятами. Знаться с оставленными не желал, жил в другом городе, вырастил двоих чужих детей, состарился. Умер. Эти, двое не очень благодарные, сочли похороны лишними для себя хлопотами и вызвали давнишнюю семью: пусть родного своего прибирают... И ведь поехала с дочками страдалица, все и всем обиды прощавшая, про себя напрочь забывшая, своей единственной любви не изменившая. Честь по чести, по-христиански, проводили в последний путь ЛЮБИМОГО...
...Краткая история, совсем отнявшая у меня сон.
Они отужинали. Грузные дочки заняли нижние места, а мать, словно бабочка, вспорхнула на верхнюю полку, сказав только: «Спите, мои дети, устали вы». Тишина воцарилась. Через минуту семейка мирно похрапывала. Но вдруг мать во сне начала бормотать, вскрикнула, выбросив руки вперёд, и вмиг оказалась внизу: голова — на столике, туловище и ноги — на нижней полке, на дочке. Как же всполошились дети! ...Аккуратно положили на нижней полке и готовы были бежать за медиками, но мать вдруг открыла глаза и удивлённо произнесла: "Дети, почему-то я внизу..."
— Мама, где что у Вас болит? — наперебой спрашивали дочери.
— Да нет, ничего... Что? Я свалилась?! Не болит, нет... — ощупывая себя, встала на ноги и взялась рассказывать сон, что отправил её вниз.
— Иду я по нашей лесной дороге с кем-то. А поперёк дороги лежит каток (мешок)... с деньгами. И этот кто-то мне приказывает взять себе каток, мол, заживёшь по-людски. Я от этого катка — бежать, а тут канава, через неё-то я и прыгнула... Испужалась деньжат. А и вправду, зачем мне такие хлопоты — гроши?... Прыгнула со второй полки, вас разбудила. Нет, вроде нигде мне не больно, — заключила она, ещё раз ощупывая руки, ноги, голову.
Затем перевела взгляд на меня и сказала: "Уж вы, мил человек, простите нас, мою концерту. Ноченьку мы у вас отняли. Не поминайте лихом, Бог вас наградит".
— Знали бы, как я вам благодарна за встречу, будьте, пожалуйста, здоровы и живите — до ста, — произнесла я в ответ.
— До ста? А что? Согласная. Уж больно люблю жить-то. Людей оставлять не охота, вот и живу, -как бы оправдываясь и в то же время радуясь вниманию, — сказала она.
Прошли годы... а слова героини «испужалась деньжат», «люблю жить-то», «людей оставлять не охота» сопровождают меня по сей день. Как ты думаешь, читатель, почему? Правильно, в них не только ум героини, но и вековая мудрость.
Автор: Онучина Людмила
