Вчерашний крепостной

Николай Григорьевич Григорьев родился в 1845 году в деревне Ратманово Угличского уезда Ярославской губернии. Летом его отец занимался обычным крестьянским трудом на земле, а на зиму удалялся на так называемый отхожий промысел. В Углич, на колбасные заводы.

То есть, для Григорьева-старшего столицей был даже не Ярославль, а Углич.

Туда же он отдал своего сына, когда тот вошел в десятилетний возраст, то есть, по крестьянским меркам, стал вполне самостоятельным. Конечно, в подмастерья, на что-либо большее рассчитывать не приходилось.

Коля Григорьев оказался мальчишкой неглупым, пытливым. Он не только выполнял свои обычные обязанности, но и присматривался ко всему колбасному процессу. К счастью, с начальством Николаю повезло, видя его интерес, ему шли навстречу, разъясняли непонятное, давали попробовать себя на разных этапах производства.

Наступил 1861 год. Бывший крепостной крестьянин Николай Григорьев оказался полностью свободен. Большинство его братьев по крепостному сословию совершенно не представляли себе, что с этой свободой делать, ведь средства к существованию к ней не прилагались. И инструкция, где их взять — тоже.

Многие пустились во все тяжкие, ушли в разбойники, запили горькую, словом, пропали. Николай же Григорьевич выправил паспорт и поехал в Москву.

Там он первым делом пошел в Охотный ряд. Быстро устроился к пирожнику, разносчиком. Торговал пирожками на улице, как петровский фаворит Александр Данилыч Меншиков. Заодно присматривался к жизни города, в первую очередь, к торговой.

Деньги не транжирил, а копил. И вот, спустя совсем немного времени, в том же Охотном ряду у Николая свой бизнес. Конечно, колбасный, за шесть лет работы в Суздале он научился в нем неплохо разбираться.

Николаю Григорьевичу еще нет тридцати, а он уже купец-второгильдеец. Охотнорядская колбасня приносит неплохой доход, но в ней становится тесно. Тем более, в доме жена Анна Феофановна — дочь первого работодателя, пирожника — и четверо детей.

Бизнес явно пора расширять. И в 1878 году Григорьев покупает — в купеческом Замоскворечье, в районе Ордынки — неработающую, а, фактически, заброшенную колбасную фабрику.

Все началось с локомобиля

Перед предпринимателем открываются новые горизонты. То, что фабрика заброшена, на самом деле даже к лучшему. Николай Григорьевич обустраивает ее, можно сказать, с нуля, по самому последнему слову колбасного прогресса. Он первым делом покупает поршневой локомобиль в три лошадиные силы, теперь на самых трудных участках вместо человека трудится водяной пар. И приступает к «производству сосисок и колбас, рубке же мяса, копчению и варке языков».

А к концу позапрошлого века у Григорьева образцовая фабрика с самым современным импортным оборудованием и мощной динамомашиной. Он не хочет зависеть от городской электростанции и сам производит электроэнергию для нужд своего производства. Между шестнадцатью новенькими корпусами носятся вагонетки — железная дорога у него тоже своя.

Да и в человеческой рабочей силе недостатка нет, после упоминавшейся крестьянской реформы 1861 года многие бывшие земледельцы подались в города, составив тем самым друг другу колоссальнейшую конкуренцию, сбивая цены до немыслимых размеров.

Но Григорьев не пытается нажиться на своих вчерашних товарищах по сохе и лопате.

За 30 лет существования завода количество рабочих выросло с 11 до 200 человек, и в основном это были крестьяне из родного Ратманова и ближайших окрестностей.

Для комфортабельного проживания семейных рабочих и служащих (их еще было около сотни) Григорьев скупил несколько замоскворецких домов — поближе к производству. На территории фабрики был оборудован жилой корпус на 80 одиноких рабочих. Имелись столовая, прачечная и медпункт.

Да и жалование выплачивалось неплохое.

«Фабрика колбасно-гастрономических изделий Н.Г. Григорьева» выпускает 43 процента всех колбасных изделий Москвы. Одной только колбасы около тридцати сортов — «брауншвейгская», «берлинская», «ветчинная», «либавская», «булонская», «филейная», «охотничья», «шахматная», «кабанья головка» и много других. Среди них — «углицкая копченая», своеобразная дань своей угличской «школе».

Ветчины, грудинка, сосиски, венгерское сало, копченый язык, фаршированные гуси, утки, поросята, каплуны.

В одной только Москве — шесть крупных фирменных магазинов. Один из них располагался в доме 10 по Пятницкой улице, в доходном доме самого Григорьева, в котором он и жил. Еще больше — маленьких лавочек.

Григорьев регулярно получал такого рода письма: «Г. Сызрань, июня 30 дня 1902 г. Господину Н.Г. Григорьеву в Москве.

Милостивый государь. Правление просит Вас выслать на станцию Сызрань, грузом большой скорости
Колбасы копченой № 1 толстой 20 фунтов.
Колбасы копченой № 1 тонкой 10 фунтов
Колбасы копченой № 2 тонкой 20 фунтов.
Колбасы брауншвейгской 50 фунтов.

Колбасу просим упаковать в один ящик так, чтобы вес всего не превышал 2 пудов, в противном же случае просим колбасы № 2 тонкой и брауншвейгской выслать по одному пуду. Цены просим поставить крайние».

А как-то раз пришло забавное письмо из Торопца: «Вот Вам видно, что я довольно часто от Вас требую колбасы, хотя не в большом количестве... что заставляет меня просить Вас непременно сделать скидку ввиду того, что я в Торопце продаю с очень малой пользой... Если мои просьбы Вами будут не уважены, принужден буду перейти к другой фирме. Во всяком случае, прошу, вышлите еще».

Бренд известен не только в России, но и во многих европейских странах. У Николая Григорьевича незапятнанная репутация. Впрочем, одно пятно все-таки существовало. Правда, сам Григорьев не имел к нему никакого отношения.

В 1896 году произошла знаменитая Ходынская катастрофа. В честь коронации Николая II народу на Ходынском поле раздавали коронационные подарки. При этом произошла страшная давка, погибли около полутора тысяч человек и столько же примерно были покалечены.

Подарок состоял из коронационной кружки, ситцевого платка, бумажного пакета для сладостей, вяземского печатного пряника, филипповской сайки, трехсот граммов дешевеньких лакомств — карамели, изюма, орехов — и двухсот граммов колбасы григорьевского производства.

Что, впрочем, не удивительно — фирма Григорьева была «поставщиком двора Его Императорского Величества».

На месте Сергиевой пустыни

А еще Григорьев служил старостой и ктитором в церкви Петра и Павла при Московском сельскохозяйственном институте. Село Петровское, в котором размещался институт, далековато от Замоскворечья. Но так уж получилось — рядышком располагалась его дача, он был дружен с профессурой института. Щедро одаривал певчих. На свои деньги выполнил капитальный ремонт, за что был удостоен подарка, иконы с надписью: «Достоуважаемому ктитору и Благоукрасителю Петро-Павловского при Московском С/Х институте храма Николаю Григорьевичу Григорьеву от служащих в Институте и сторонних богомольцев институтского храма — в знак благодарности и молитвенных благопожеланий».

Устраивал на собственные деньги праздники для здешних обывателей и дачников. А пруды зарыбил карпом.

Добрые дела «колбасного короля», как его называли в Москве, этим не ограничивались. Постоянно помогал деньгами собственной приходской церкви Воскресения в Кадашах, недалеко от фабрики.

В брошюре, выпущенной этой церковью, говорилось: «Между прихожанами ее является человек, который за свою любовь к дому Божию, за свои щедрые пожертвования на благолепие его достоин величайшей благодарности и всегдашней памяти в нашей церковной летописи. Это — московский купец Николай Григорьевич Григорьев».

Входил он и в совет церковно-приходского попечительства о бедных, созданного при этом храме.

Николай Григорьевич построил храм святого Николая в селе Сергиевском, рядом с родным Ратмановым. Почему же не в самом Ратманове? Все очень просто. По преданию, на этом месте находилась Сергиева пустынь, основанная Сергием Радонежским. Отсюда, собственно, название села.

Все работы, вместе с внутренним убранством, обошлись в сто тысяч.

К крестьянам — и ратмановским, и сергиевским, и другим, живущим по соседству, относился как к родным, помогал в трудную минуту, выдавал приданное бедным невестам, а по праздникам гнал из Москвы тяжело груженые обозы с разными подарками. Надо полагать, большую часть их составляла колбаса и прочие мясные лакомства. Но только не в постные дни — Николай Григорьевич был человеком глубоко воцерковленным.

В Ратманове он выстроил больницу, открыл фельдшерский пункт. Принялся было за строительство дороги от Ратманова в Сергиевское, к Никольскому храму. Но работы приостановились из-за Первой мировой войны.

* * *

В 1918 году у Николая Григорьевича отобрали все. Не только колбасный завод и дома — вообще все имущество. Он переехал в родную деревню, но не по собственной воле — его туда, фактически, сослали. При этом запретили иметь свою недвижимость, даже арендовать ее.

Пожилой человек был вынужден, фактически, скитаться, просить милостыню. Дочь его бывшего приказчика вспоминала впоследствии: «Приходил к нам старичок, худой, оборванный, босой, и просил покушать».

Попрошайничать, однако, получалось плохо, Николай Григорьевич привык отдавать, а не брать. Да и подавали неохотно, новые власти запретили местным жителям чем-либо помогать своему вчерашнему благодетелю. И все это из-за того, что Николай Григорьевич построил в Сергиевском храм.

Пять лет тянулся этот земной ад. И только в 1923 году бывший предприниматель скончался от голода. Сегодня он, как пострадавший за веру, причислен к новомученикам российским, лик его запечатлен на иконе.

А фабрика, оставшись без хозяина, пришла в упадок. В середине прошлого столетия там делали какие-то консервы, но и это вскоре прекратилось.

Алексей Митрофанов

izbrannoe.com