Епископ Хризостом (Войинович)
Одно время у нас в церквях целый год читалась молитва, в
которой, помимо прочего, были и такие слова:
«Господи, спаси нас от нас самих!»
На первый взгляд это звучит странно. Зачем бы Бог спасал
нас от нас самих, когда – думаем мы – и без
того каждый человек для себя самого самый лучший друг?
Но если только мы посмотрим чуть глубже на свою жизнь, то
увидим, что человек в большинстве случаев может быть сам
себе большим врагом и может принести себе ужасно много
зла.
В одном селе около монастыря Каленич нам показали бедно
одетого и, судя по виду, совершенно пропащего человека и
рассказали, что этому несчастному досталось самое
прекрасное имение в селе, которое он после смерти отца
пропил и разорил за очень короткое время. Доходило до
того, что он относил в кабак и на игральный стол покрывала
с кровати и платья жены. Об этом человеке никак нельзя
было сказать, что он друг самому себе, и он своей
беспорядочной жизнью и расточительством действительно
нанес себе и своим близким намного больше зла, чем это
сделал ему кто-либо другой.
В одном женском монастыре жила очень одаренная монахиня:
она прекрасно пела, вязала и рисовала. Но с годами в
монастырь стали приходить все новые и новые сестры, и
среди них было немало талантливых. Это настолько задевало
эту одаренную монахиню, которая раньше была во всем
первой, что любой успех более молодой сестры приносил ей
боль. Она стала настолько завистливой, что ее жизнь
превратилась в сущий ад. А Бог дал ей столько дарований,
что ее жизнь могла быть раем. И об этой сестре нельзя
сказать, что она была сама себе другом. И она, предавшись
неразборчивой зависти, осудила сама себя на бессмысленные
и ужасные муки.
Но зло приносят сами себе не только пьяницы или мучают
себя не только болезненные завистники. Наносят себе зло и
отравляют свою жизнь и обычные благородные люди: те
мучения и раны, которые им наносит кто-то другой, сами еще
усиливают и увеличивают. На земле нет места, куда бы мы
могли скрыться, чтобы люди не наносили нам зла. Или нас
оскорбят, или нас оклевещут, или нанесут нашей душе еще
какую-нибудь рану. От этого никто и нигде на земле не
может спасти. Но в наших силах, чтобы мы эту боль и раны,
которые наносят нам другие, сами не разжигали и не
увеличивали.
В наших силах, чтобы мы эту боль и раны, которые наносят
нам другие, сами не разжигали и не увеличивали
Достоевский рассказывает историю молодого человека,
которого друзья еще в детстве страшно оскорбляли из-за его
внебрачного происхождения. Эти оскорбления настолько
обожгли его, что он еще несколько лет поле этого каждому
новому знакомому с первых же слов с каким-то странным и
болезненным озлоблением сообщал, что он
незаконнорожденный. Притом никто его больше об этом и не
спрашивал. Он непрестанно разжигал оскорбления, полученные
в детстве, и сам себя мучил без всякой на то причины.
Есть, опять же у Достоевского, одна грустная история о
благочестивом старце Николае Сергеевиче, чья единственная
дочь убежала из родительского дома с одним скверным
юношей, чья семья и без того принесла Николаю много боли и
обид. Старик в оскорбленной родительской гордости проклял
дочь, приказал выбросить из дома и сжечь ее вещи и
запретил вообще упоминать ее имя в своем присутствии.
Оскорбленная гордыня не позволяла ему простить дочь и
тогда, когда тот легкомысленный юноша оставил ее, но
отцовская любовь заставляла его тайно, когда никто не
видит, брать медальон с изображением дочери, целовать его,
разговаривать, обращая к ней ласковые и нежные слова, как
когда-то, когда его дочь была ребенком. Оскорбленная
гордость не давала ему открыто упоминать имя своей
единственной дочери, а ночью, когда его никто не видел, он
подбирался к ее окнам, стоял и смотрел в надежде увидеть
на занавеске хотя бы ее тень. Он приходил в дом, где она
жила, и стоял в темном коридоре и на лестнице в надежде
услышать ее голос или шаги. И эти страшные и ненужные муки
продолжались до того момента, пока отеческая любовь
наконец не победила оскорбленное самолюбие, и старик не
принял снова свое дитя в отеческие объятия.
Но зачем приводить примеры из монастырской жизни и из
литературы, когда каждый из нас в течение жизни так часто
причинял себе боль и усугублял раны, нанесенные нам
другими? Сколько каждый из нас страдал из-за задетого
самолюбия, ревности и оскорбленной гордыни! Да на это ушла
половина нашей жизни!
Когда наш Спаситель произносил свою известную Нагорную
проповедь, Он первые девять поучений начинал словом
«блаженны». Слово «блаженны» на
восточном языке, на котором оно было первый раз
произнесено, означает: тот, кто не грызет сам себя.
Не грызи, стало быть, себя, не мучь себя… Довольно,
что тебя мучают другие, не мучь еще и ты себя сам.
Не мучь себя завистью, ибо этим не остановишь успехи того,
кому завидуешь, но только превращаешь свою душу в ад.
Не мучь себя ненавистью даже к самому большому врагу, ибо
этим не навредишь тому, кого ненавидишь, но только
разъедаешь собственную душу.
Не мучь себя воспоминаниями об оскорблениях, ибо этим не
мстишь тому, кто тебя оскорбил, но только теребишь свои
собственные раны.
Святой Иоанн Лествичник писал: «Злопомнение –
как заноза, воткнутая в душу».
Зачем тогда помнить зло, зачем носить эту занозу в душе,
зачем грызть себя, когда намного проще простить, и забыть,
и любить, чем носить этот яд в себе?
Евангелие нас, братья и сестры, учит быть истинными
друзьями самим себе, и кротостью, прощением и любовью
украшать жизнь и себе, и другим.
Да будет нам в этом помощником наш Спаситель, чтобы мы не
носили в сердце ничего ни против кого, но чтобы в душе у
нас было светло, легко и радостно, как в царстве Отца
нашего Небесного, которому подобает слава во веки! Аминь!
С сербского иеромонах Игнатий (Шестаков)
14 марта 2017 г.
